Беседа с рок-орденоносцем накануне его 50-летия
Это интервью состоялось давно, больше месяца назад: до концерта в Кремле, до встречи БГ с министром внутренних дел, до указа президента о награждении художественного руководителя группы «Аквариум» орденом «За заслуги перед Отечеством IV степени». А еще раньше я написал БГ письмо, в котором намекал, что 50 лет — дата значительная, и надо бы не ограничиваться интервью, а придумать что-то пооригинальнее (даже предложил пару вариантов). И в конце письма пригрозил: «А если Вы, Борис, скажете, что, мол, надоели вы мне все с вашими юбилеями, то знайте: вот этими самыми руками я наваяю поздравительную статью, в которой воспою Вам дифирамбы, воскурю фимиам и пр., а в заголовок вынесу свежую мысль о том, что, дескать, рок-н-ролл мертв, а Вы еще нет». Но электронный ящик БГ был забит, письмо мое он не получил, поэтому решили, что интервью — тоже дело хорошее. Есть о чем поговорить с человеком накануне его 50-летия.
— У меня впечатление, что за все эти годы для вас главными были не те события, про которые принято считать, что они главные. Вот, например, есть мнение, что фестиваль в Тбилиси был переломным для истории «Аквариума». И для истории русского рока вообще.
— Для истории русского рока он точно никакого значения не имел. Кроме того, что меня с работы выгнали, ничего не изменилось. Фестиваль как фестиваль.
— А «Русский альбом»?
— «Русский альбом» — офигительная штука. Полгода путешествия по Волге — это было открытие России, я это вспоминаю с восторгом.
— Перепахало, стало быть?
— Я задышал полной грудью.
— Ладно, тогда скажите: считаете ли вы результат — «Русский альбом» — адекватным тем переменам, которые в вас произошли?
— Вполне. Недавно в Дели шофер поставил «Русский альбом». И я был заворожен.
— А почему индийский шофер выбрал такую музыку?
— Это был русский шофер, он давно меня знает. Мы с ним по Непалу катались. Обычно он ставит «Наутилус», а тут вдруг — «Русский альбом». Я впервые его за 10 лет услышал.
— А, помимо поездок на автомобиле по Дели, хоть иногда слушаете что-то из «Аквариума»?
— Нет, за последние лет 10 если что и слышал дома, так это однажды с Сакмаровым — кусок «Рамзеса», совершенно случайно. И были в полном восторге.
— Другие ваши любимые работы тоже были записаны под влиянием чего-то типа поездок по Волге или на ровном месте случалось шедевры создавать?
— «Дети декабря» были так написаны. В принципе можно, наверное, и сейчас что-то такое создать, если будут соавторы неожиданные, как Курехин.
— Сейчас интересных соавторов не видите?
— Мне сначала хотелось бы сбросить с души 5 — 6 вещей, которые требуют, чтобы я их записал.
— Что это за песни?
— Это не песни. Это то, что я написал Олегу Меньшикову к спектаклю «Кухня», но так и не успел записать с полным оркестром. Есть еще несколько вещей, о которых я не хочу говорить, настолько они радикальны.
— Ну вот, теперь еще и от Гребенщикова чего-то радикального дождемся.
— Думаю, для среднего слушателя фамилия Гребенщиков — это то, от чего нужно держаться подальше. Слишком много уже…
— …стало Гребенщиковых?*
— Нет, гребенщиковских песен.
Отдел заказов не работает
— Вы в состоянии написать произведение на заказ?
— Нет.
— Музыка к спектаклю — это, конечно, ни в коем случае не выполнение заказа.
— Конечно, нет. Олег просто дал мне блестящий повод осуществить те вещи, которые я давно хотел осуществить.
— Вам часто дают такие поводы?
— Ни у кого не хватает наглости. Ко мне обращаются иногда молодые: «Здравствуйте, в Алма-Ате снимается фильм, не могли бы вы сочинить музыку?» Но потом они, как правило, куда-то исчезают.
— Допустим, нужно написать «форматную» песню — напишете?
— Нет.
— Что, считаете это низким жанром? Или не справитесь?
— Не справлюсь. Есть люди, которые это умеют делать блестяще — допустим, Розенбаум, который напишет песню по любому поводу. Моя песня — это мое собственное приключение.
— Тем более приятно — вот так попасть в струю с песней «Брод»: и радио, и видео, и хит-парады?
— Это не имеет никакого значения.
— А чувство сопричастности? Типа «радость от этой песни со мной разделяют еще 4 миллиона человек»…
— Это колоссальное чувство. Но не обязательно песня должна быть моей. Когда я впервые услышал «Город золотой», у меня было шоковое состояние. Запредельной красоты песня. Мне очень повезло, что я спел.
— Но с тех пор вы чужих песен не пели?
— Постоянно пою, просто я их не записываю.
— А сегодня случается думать: «Ну почему эту песню не я не написал?»
— Такое бывает раз в месяц. У меня сейчас знаете, какое основное занятие? Я вспоминаю песни, которые мне когда-то страшно нравились, для того, чтобы скачать их из Интернета. Вчера я вспомнил песню The Cutter группы Echo & The Bunnymen. Гениальная песня, а дети мои ее не знают. И я говорю детям: «А ну-ка вставайте, я вам сейчас поставлю, чего вы никогда в жизни не слышали».
— А не хотите взять на себя просветительскую миссию: соберете свои любимые песни, выпустите сборник «Борис Гребенщиков представляет»…
— Я хочу это сделать, но, наверное, будут проблемы с фирмами грамзаписи по части авторских прав. Хотя меня это не очень волнует. Мне закон нарушить — раз плюнуть. В Интернете у меня это есть, каждый может зайти на сайт и скачать то, что я люблю.
— Пиратство какое-то получается, Борис Борисович.
— Я за пиратов. Да все нормальные люди — за пиратов. Когда люди будут получать хорошие деньги, пусть покупают компакт-диски по 15 долларов, а сейчас они этого делать не могут.
Эх, мне бы Джорджа Мартина**!
— Извините за банальный вопрос, но приближающаяся дата обязывает. Вы бы сейчас что-то из своей жизни хотели вычеркнуть? Забыть о чем-то?
— Ну, это невозможно. А в музыкальном смысле нет ничего, что я сделал бы по-другому.
— Так уж и ничего?
— Ну, я бы нанял Джорджа Мартина начиная с 1981 года.
— А почему не раньше?
— А раньше у «Аквариума» не было музыки. Интересная музыка началась с 1980 года.
— Ах, Борис, вы не представляете, насколько важную вещь сейчас сказали. Сам бы я, конечно, не решился, но теперь… Мне тоже — не помню точно, до какого года — казался непонятным ажиотаж вокруг «Аквариума».
— Так в ту пору и слушать было нечего. Мы пытались что-то делать, но это было неубедительно, два аккорда, и все. Только на «Дне серебра» что-то стало появляться.
— Вам по-прежнему много присылают кассет молодые музыканты?
— К сожалению, много. Они не знают, что у меня дома нет магнитофона.
— А нет ли у вас сейчас, в канун 50-летия, извините за выражение, чувства щемящей жалости от того, что вы не создали себе если не преемника, то хотя бы ярко выраженных последователей?
— В том, что я делаю, не может быть последователей, потому что я выражаю свой угол восприятия красоты.
Математик, который не верит в физику
— Как вы контактируете с шоу-бизнесом?
— Я с шоу-бизнесом не контактирую. Нам нечего сказать друг другу.
— Допустим, ваш человек приносит песню на радио, там говорят, что ставить ее не будут… Такая информация до вас вообще не доходит?
— Нет. С тех пор как появился Интернет, любая песня, которую я захочу выставить, будет там выставлена. И моя совесть чиста — я ее передал.
— Вам не интересен факт ее выхода на физическом носителе?
— Я не верю в физику.
— Так, может, вообще отказаться от выпуска пластинок?
— Ну что вы! Выпуск пластинок нас кормит. К тому же это очень интересная игра. Ты придумал песню, потом она появилась в виде диска с буклетиком, про нее пишут газеты… Но для моего авторского самолюбия вполне достаточно, если песня появится в Интернете.
— Попадание альбома Radio Silence в американские хит-парады вам было интересно?
— Конечно, потому что это подтвердило мою реальность.
— А какого вы мнения о российских хит-парадах?
— Мой опыт математика подсказывает мне, что их у нас нет. В России вообще очень интересная ситуация с культурой: самая желанная женщина — Алла Пугачева, самый желанный мужчина — Филипп Киркоров, самое главное кинопроизведение — «Властелин колец» в блатном переводе. Наверное, это что-то говорит о состоянии страны и ее культуры.
— Вас это удручает?
— Удручало бы, я бы на себя руки наложил.
— Нет, погодите, вы же все-таки творец. Можете песню про это написать остросатирическую.
— У нас вся Россия пишет остросатирические песни и уже в них захлебнулась. А сделать никто ничего не может.
— А вы не слишком ли отстранились от того, что происходит в стране? Радио вы не слушаете…
— …Телевизор я вообще не смотрю, новости получаю из Интернета.
— А как же тогда…
— А очень просто: то, что нужно, до меня дойдет.
Письменная работа
В конце интервью мы договорились: я еще подумаю на досуге, вспомню какие-то вопросы, которые не успел задать, и отправлю их Гребенщикову по электронной почте, а он ответит. Такая форма интервью теперь в порядке вещей. Так и сделали. И вот что получилось.
— Что вы научились делать по-настоящему хорошо к 50 годам и что делать совсем разучились?
— Не знаю, чему научился, но почти совсем перестал хотеть что-то иметь. Хочется от всего избавиться. Любое обладание чем или кем бы то ни было привязывает к земле.
— Хотелось бы знать ваши суждения по поводу таких явлений современности, как «Тату» и телевизионные «Фабрики звезд».
— Девочки из «Тату» — молодцы, кланяюсь им в пояс. «Фабрики звезд» — никакого мнения, не интересуюсь.
— Где вы были в тот вечер, когда Пол Маккартни давал концерт на Красной площади, и почему?
— Был в Петербурге, потому что меня попросили спеть дуэт с Марком Олмондом. Но на концерт все равно не пошел бы, я люблю Пола в его песнях, а массовые шоу мне неинтересны. В записи он мне ближе. Надеюсь, что и ко мне у многих такое же отношение.
Леонид ЗАХАРОВ, «Комсомольская правда», 20 ноября 2003