«…люди оживленно переговаривались. Это оживление было вызвано концертом, на котором… присутствовали не только все крутые торчальники и неслабые шизовики, но также и остальные, менее ломовые мэны и мочалки, то есть практически все обитатели леса, имеющие глаза и уши».
Борис Гребенщиков. «Книга прозы».
— Борис, в прошлом году вы выступали в Эстонском драматическом театре, на этот раз — в зале филармонии. Вам наверное, нравится, когда всем желающим не хватает мест и народ сидит на приставных стульях и стоит вдоль стен. Вы специально выбираете маленькие залы?
— Это зависит только от людей. которые здесь все это организовывают. И я знаю, зачем это сделано.
— Вам по силам наш Горхолл?
— Вполне, вполне.
— Кстати‚ мне не в кайф было слушать Гребенщикова, сидя в театральном крселе. Бархат слова гасит, слышишь только музыку. Две песни промучилась, потом у дверей встала и — пожалуйста, Б.Г. как на ладони: и слышно все, и видно, и потанцевать можно.
— Да мне тоже кажется, что “Аквариум” этого созыва идеально приспособлен для небольших стадионов. Когда все стоят и веселятся, все равны и все отлично.
— Почему вы отказались от лазерных картинок? В прошлом году были весьма интересные световые эффекты.
— А я, кстати, не знаю. Честно говоря. это первый концерт после очень долгой паузы, и я не знаю, почему наш световик не привез на этот раз установку. Так уж получилось.
— Поведайте о своих странствиях между Таллинном и Таллинном. Между прошлым концертом и нынешним.
— Где же мы были между этими концертами? В Париже были долго, в Стокгольме. По России где только не были. В Индии месяц шлялись с женой. Потом в Непале. Потом в Лондоне — по делам. И между всем этим
один город, другой, тот, этот — я просто не помню уже.
— А в нашу провинцию как занесло?
— Да я не считаю Таллинн провинцией. Таллинн — столица, и мне нравится тут выступать.
— Но если нравится, то почему только один концерт в год?
— Тоже нужно спрашивать у местных людей, устроителей. Мне кажется, мы смогли бы сыграть и больше. И с удовольствием сыграли бы.
— Ваша семья ездит с вами на гастроли?
— Упаси Господь! Ну кто же берет родных на фронт?
— Вы гастроли к фронту приравниваете?
— В общем, да. Ведь это работа, когда с утра поднимаешься и все уже, пока не упадешь.
— Я перед концертом книжку вашу купила. Здесь фотография на фронтисписе: Гребенщиков на коне. Специально для книги снимали, чтобы ни у кого сомнений не оставалось — Гребенщиков всегда «на коне»?
— Нет, мне просто нравится кататься.
— А “еропланы”? Вы так много о них поете.
— Еропланы меньше. Кони одушевленные.
— В жизни на аэропланах летали когда-нибудь?
— Сам? Нет. Мне все время предлагали, но как-то было лень.
— Значит, только в песнях?
— Да-а, но я пою о том. что очень хорошо знаю. Иногда аэроплан может быть метафорой чего-то даже еще более интересного.
— Вы не помните, когда Борис Гребенщиков стал зваться Б.Г.?
— Это было больше пятнадцати лет назад. Наверное, в Петербурге.
— А что сейчас в Петербурге происходит?
— Развивается понемножку система клубов и огромная новая волна групп, которая пока мне ничего особенно интересного не предлагает.
— Каково вам в положении Патриарха отечественной рок-музыки?
— Да я его всерьез не принимаю. Никак не могу принять. Патриархи песен не пишут.
— А вы пишете. Вы в полете, вы в странствиях.
— В общем. да.
— И куда теперь лежит ваш путь?
— В Минск.
— Прямо сейчас?
— Да нет, завтра.
— Но там в зале целый кордон из эстонских секьюрити, и дама-распорядительнииа заявила, с ваших слов, что вы смертельно устали и сразу уезжаете. И к вам ни в коем случае нельзя!
— Абсолютная неправда. И, как ни странно, я не устал.
— Вы объездили полсвета. А в каких мирах, в каких религиях путешествует ваша душа?
— Везде. Где — не имеет значения. Ибо в конце концов все едино. Все религии и все пространства.
Татьяна Мангус, «Русский Экспресс» 1995